Обзор судебной практики 2016

Научный журнал КубГАУ, №112(08), 2015 года

УДК 347.1

12.00.00 Юридические науки

СУДЕБНАЯ ПРАКТИКА КАК ИСТОЧНИК ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА

Диденко Ася Алексеевна

к.ю.н., доцент кафедры гражданского права

SPIN-код 2281-8750

Кобылинский Никита Дмитриевич студент 3 курса

Кубанский государственный аграрный университет, Краснодар, Россия

Статья посвящена анализу роли и места судебной практики в системе источников гражданского права. Автор рассматривает дискуссионный вопрос о возможности признания российского права прецедентным; анализирует значение судебной практики в системе источников российского права; приводит позиции специалистов на этот счет и делает собственные выводы. В статье анализируется точка зрения отечественных ученых на вопрос признания судебной практики источником российского права. Автор в рамках научной дискуссии делает вывод о том, что наделение судов функцией правотворчества способствует повышению эффективности совершенствования действующего законодательства. Обоснован вывод о том, что в континентальной правовой семье судебная практика, ранее вообще не считавшаяся источником гражданского права, постепенно стала рассматриваться в качестве производного, вторичного по отношению к гражданскому законодательству источника права. Причина этого заключается в том, что гражданское законодательство в результате усложнения общественных отношений не смогло эффективно справиться с той детализацией правового регулирования, которая требуется в вопросах регламентации имущественных отношений. Автор разграничивает понятия судебной практики и судебного прецедента; делает вывод, что наделение судов правотворческой ролью может способствовать повышению эффективности совершенствования действующей нормативно-правовой базы, а также развитию гражданско-правового регулирования. Сделан итоговый вывод, что судебная практика независимо от форм ее выражения не может быть самостоятельным источником права

Ключевые слова: ИСТОЧНИКИ ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА, СУДЕБНАЯ ПРАКТИКА, СУДЕБНЫЙ ПРЕЦЕДЕНТ, ГРАЖДАНСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО, ФОРМА ПРАВА, НОРМАТИВНЫЙ АКТ

UDC 347.1 Legal sciences

LEGAL PRACTICE AS A SOURCE OF CIVIL LAW

Didenko Asya Alekseevna

Cand.Leg.Sci., associate professor of the Department of civil law

RSCI SPIN-Code: 2281-8750

Kobylinsky Nikita Dmitrievich student of the 3th course

Kuban State Agrarian University,

Krasnodar, Russia

The article deals with the analysis of the role and place of court practice in the system of civil-law sources.

Keywords: CIVIL-LAW SOURCES, PRECEDENT, COURT PRACTICE, CIVIL LEGISLATION, FORM OF LAW, NORMATIVE ACT

Научный журнал КубГАУ, №112(08), 2015 года

Изучение форм (источников) права имеет чрезвычайно важное теоретическое и практическое значение не только потому, что организует и выражает вовне сущность и содержание права, но так же и потому, что от их особенностей зависят многие факторы правовой жизни. Построение правового государства и гражданского общества тесно связано с возможностью обеспечения достаточного правового регулирования имущественных отношений и законных интересов граждан и организаций. Современное же правовое регулирование гражданских отношений связывается как с постоянным совершенствованием гражданского законодательства , возможностью прямого применения норм иностранного права , а также саморегулированием

Одновременно многообразие современных форм российского права предполагает определение их общего теоретического понятия, на основе которого окажется методологически возможным раскрыть особенности источников различных отраслей права, в том числе и гражданского . Вместе с этим укрепление законности в частноправовой сфере невозможно без теоретического понимания внутренних связей в системе источников гражданского права, а также закономерностей их

формирования и исследования перспектив их развития. В российской правовой системе на протяжении длительного времени судебная практика не признаются источником права, хотя судебные решения (прецеденты) играли определенную роль при единообразном применении права в правовых спорах.

Изучение сущности судебной практики как источника современного гражданского права является частным вопросам исследования более широкой проблематики судейского правотворчества, на что неоднократно обращалось внимание в научной литературе . Тем не менее

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Научный журнал КубГАУ, №112(08), 2015 года

судебная практика в качестве формального источника гражданского права в доктрине современной цивилистике до сих пор не признается .

В юридической литературе обычно выделяют три вида судебной практики:

— практика, представляющая собой опыт применения

законодательства судами первого и второго звена, выраженный в их решениях по конкретным делам;

— решения высших судебных органов по конкретным делам,

связанные с толкованием и применением права, когда в

правоприменительной практике отсутствует однозначное понимание (толкование) правовых норм;

— практика применения законодательства, содержащаяся в особых актах центральных судебных органов, в которых данная практика обобщенно формулируется в виде предписаний нижестоящим судам.

В тоже время весьма интересно провести анализ, насколько существенную роль судебная практика играет в развитии гражданского права? Как известно, разъяснение применения законодательства при рассмотрении гражданских дел — полномочия Пленума Верховного Суда РФ. Он рассматривает материалы анализа и обобщения судебной практики и дает судам разъяснения по вопросам судебной практики в целях обеспечения единообразного применения законодательства

Российской Федерации . Основное назначение разъяснений -толкование закона. Причем процесс может осуществляться сразу в двух формах. Во-первых, в виде разъяснения закона. Во-вторых, в создании подзаконных юридических норм, которые получили название правовых позиций.

Несомненно, эта деятельность восполняет пробелы в законах и помогает достичь единообразие применения действующего законодательства судами общей юрисдикции и арбитражными судами.

Научный журнал КубГАУ, №112(08), 2015 года

Есть немало примеров того, что правоположение, выработанное судебной практикой, в какой-то степени воспринимались законодателем. А затем становились полноценными правовыми нормами, о чем указывается в юридической литературе

В п. 4 Постановления «О судебном решении» от 19 декабря 2003 г. № 23 Пленум Верховного суда однозначно устанавливает, что суду при принятии решения наряду с законом следует учитывать постановления Пленума Верховного Суда РФ, принятые на основании статьи 126 Конституции РФ и содержащие разъяснения вопросов, возникших в судебной практике при применении норм материального или процессуального права, подлежащих применению в данном деле . Такое положение вещей говорит о том, что постановления Пленума Высшего суда характеризуются обязательностью и для судов, и для других участников дела. Еще одним основанием для признания разъяснений Пленумов в качестве источников гражданского права является то, что они в ряде случаев фактически формулировали новое правило, отличное от того, которое содержалось в нормативном акте.

В тоже время нельзя заставить нижестоящие суды подчиняться постановлениям Пленумов, так как судьи независимы и подчиняются только закону. В этом глубоко уверены противники признания судебной практики источником гражданского права . У них свои весомые аргументы. Во-первых, руководящие разъяснения не несут всеобщий характер, они являются лишь рекомендациями в силу авторитета суда. А во-вторых, разъяснения судебных пленумов лишь толкуют смысл гражданского законодательства, а не создают нормы гражданского права. Наконец, судья, рассматривая дело, по которому сложилась судебная практика, может вынести иное решение, если убежден, что сложившаяся практика противоречит закону. Помимо всего, признание судебной практики источником права не согласуется с принципами романо-

Научный журнал КубГАУ, №112(08), 2015 года

германской правовой системы, к которой относится и наша страна. В этой связи А.А. Диденко обоснованно считает, что «как формальный источник гражданского права Российской Федерации закон является нормативным правовым актом, которым не только закрепляется регулирование тех или иных видов гражданских отношений, но и определяется степень развития рыночной экономики, её независимость и защищенность от

необоснованного вмешательства публичной власти в частные дела» .

Именно закон в силу принципов, провозглашенных Конституцией РФ, призван стать основой при построении в РФ правового государства и гражданского общества, поэтому он является основным источником гражданского права. Эта преобладающая на сегодня точка зрения подкрепляется еще одним доводом: судебная практика не может являться источником права, так как это противоречит принципу разделения властей. Однако правотворческая функция судов проявляется лишь в процессе конкретных спорных ситуаций, в рамках общих норм закона, и не претендует на роль законодательных органов по установлению общеобязательных норм.

Определение места и значения судебной практики как источника гражданского права — одна из важнейших задач цивилистики на различных этапах государственного развития. Решить ее возможно только при условии всестороннего анализа данного правового феномена. В этой связи дальнейшее исследование вопросов развития, трансформации,

особенностей внутрисистемных связей различных видов источников гражданского права приобретает особую научную и практическую значимость . Представляется, что постановления Пленумов высших судов не будут умалять значение Конституции РФ, Федеральных Конституционных законов РФ, Федеральных законов в системе источников российского права, а позволят наиболее оперативно и успешно

Научный журнал КубГАУ, №112(08), 2015 года

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

восполнять пробелы в законах, улучшить правовые механизмы защиты прав и свобод человека. Кроме того, признание судебной практики источником права обеспечит стабильность правоприменения,

«эластичность» и эффективность законодательных предписаний.

Тем не менее многие авторы, как отечественные, так и зарубежные, отказываются признавать судебную практику источником права. Подобное отношение к решениям судебной власти, по замечанию Р. Давида, — «чаще всего признак разрыва между теорией и практикой» . По словам А.Ю. Мкртумян, несмотря на противоречивость существующих точек зрения по вопросу признания судебной практики источником

гражданского права, большинство цивилистов признают, что решения высших судов обязательны для судов более низкой инстанции. Он же делает вывод, о том, что даже если судебный прецедент будет официально признан источником права в России, он не заменит закон и никак не повлияет на его ведущую роль .

При этом следует отметить, что судебная практика, в некоторых странах романско-германской правовой семьи (Испания, Швейцария и т. д.) имеет официальный характер и законодательно закрепляется. В других странах (Греция, Италия, Нидерланды, ФРГ и др.) официально правотворческая деятельность судов не признается, но реально существует и через высшие судебные инстанции влияет на развитие права. Так, решения конституционных судов (или их часть) определяются как имеющие силу закона (ФРГ, Литва), содержащие правоположения (Австрия), правовую доктрину (по сути — прецеденты) (Испания), как нормативные акты, являющиеся составной частью действующего права (Казахстан), как нормативно-правовые акты, акты нормативного характера (Азербайджан, Армения, Беларусь)». Известно, что на Третьих сенатских чтениях в Конституционном Суде РФ 19 марта 2010 года А. Иванов выступил с программным докладом «Речь о прецеденте», где заявил, что

Научный журнал КубГАУ, №112(08), 2015 года

судебная система России движется в сторону окончательного перехода к прецедентному праву .

Ряд ученых, выступающих за признание прецедента источником современного российского права, в качестве такового называют лишь судебное решение по конкретному делу, в той или иной форме апробированное высшим судебным органом и официально опубликованое . Наличие «прецедентных начал» в российском праве вытекает также из 126 Конституции РФ, установившей правомочие Верховного суда (объединенного суда) давать разъяснения нижестоящим подсудным судам по вопросам судебной практики.

Необходимо отметить и то, что в самом судейском сообществе также не утихают различные дискуссии по поводу добавления судебного прецедента в перечень источников права России. Мнения непосредственных правоприменителей безусловно нужно учитывать, а не ограничиваться лишь доктринальными изысканиями ученых.

Считаем, что прецедентная система имеет множество достоинств, а именно:

— стабильность правовых позиций при эволюционировании;

— отсутствие резких, революционных изменений (что особенно важно для частноправовых отношений);

— последовательность развития права;

— соблюдение внутренней логики такого развития.

Правовая система Российской Федерации относится к так называемой системе континентального права, основным источником права в которой признаются нормативные правовые акты, прежде всего законы. Прецедент в том смысле, в котором ему придается значение в странах общего права, не является источником права в России. Одновременно в современном обществе можно наблюдать интересный процесс, связанный с мировой интеграцией. В этих условиях определение роли судебной

Научный журнал КубГАУ, №112(08), 2015 года

практики и судебного прецедента приобретает особую значимость, поскольку практически каждая правовоя система была подвергнута серьезным изменениям. Так в странах, традиционно относимых к англосаксонской правовой семье, повышается роль законодательства. В романо-германском праве растет значение судебного нормотворчества. Не обошли стороной эти перемены и российскую правовую систему.

Между тем оба понятия и «судебная практика» и «судебный прецедент» понимаются отечественной правовой доктриной достаточно неоднозначно. Соотношение судебного прецедента и судебной практики по гражданским делам представляется нам следующим образом: судебная практика по гражданским делам, понимаемая как особый вид судебной деятельности и как специфический результат этой деятельности, выраженная в решениях по конкретным делам, вынесенных высшими судебными органами, может признаваться судебным прецедентом лишь условно. Две последние формы судебной практики — это обыкновения право-применительной практики, больше носящие признаки прецедентов судебного толкования гражданского законодательства. В контексте римской правовой традиции предлагаем их интерпретировать как начальный этап формирования права, как своеобразные источники правоприменения. Им еще не хватает надлежащей степени санкционированности государства для признания в качестве нового формального источника гражданского права. В силу этого признание судебного прецедента официально признанным источником гражданского права в настоящее время является преждевременным.

В целом, в конце XX — начале XXI в. научно-теоретические исследования в области юридических источников гражданского права оживились и приобрели новый импульс. Этому способствовало внедрение в правовую систему РФ под влиянием процесса глобализации и интеграции общепризнанных принципов и норм международного права;

Научный журнал КубГАУ, №112(08), 2015 года

возрождение идей частного права и формирование таких специфических источников правоприменения как гражданско-правовые договоры; становление института конституционного судопроизводства и деятельность Консти-туционного Суда по формированию правовых позиций; дальнейшее развитие обычных форм гражданского права. Следствием конвергенции различных правовых систем стало активное формирование и внедрение новых, нетипичных источников (форм) гражданского права в российскую правовую действительность и как следствие развитие всей системы источников гражданского права РФ. В наше время уже невозможно представить успешную экономику без развитой системы её правового обеспечения и регулирования.

Однако, констатируя сложившиеся реалии, следует фактически признать судебную практику в форме выражаемых высшими судебными инстанциями правовых позиций в качестве источника российского права.

Это обстоятельство требует от российской судебной системы повышения качества правоприменительной, а в ряде случаев правотворческой деятельности, что определяется несколькими важными составляющими высоким уровнем квалификации, ответственности и независимости российских судей. Понятно, что наличие перечисленных факторов зависит не только от судейского сообщества, это следствие уровня правовой культуры и социальной ответственности всего российского общества.

Таким образом, на сегодняшний день российская правовая наука не признает судебную практику подлинным источником права. Однако российское законодательство, стоит признать, достаточно мобильно. Ежедневно появляются десятки различных нормативно-правовых актов. Из-за неизбежных пробелов и коллизий в процессе применения правовых

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Научный журнал КубГАУ, №112(08), 2015 года

норм законодательная база постоянно нуждается в существенных изменениях и дополнениях.

В заключение отметим, что проблема признания судебного прецедента источником российского права заключается не только в несовершенстве и несогласованности юридической терминологии в данной области. Она во многом объясняется тем, что в отечественной юридической литературе в понятие «прецедент» зачастую вкладывается иной смысл, нежели тот, который заложен в классической англо-саксонской доктрине права. Отсутствие многолетней практики применения судебного прецедента и соответствующей своеобразной доктрины «судейского права»,

применительно к отечественной правовой системе, негативно сказываются на многочисленных попытках обосновать данный правовой феномен в качестве своеобразного «нетрадиционного» формального источника современного гражданского права РФ. Одновременно можно признать практическую необходимость признания правотворческой деятельности высших судебных органов в части разъяснений и обобщений в качестве источника российского гражданского права. В тоже время следует подчеркнуть, что в таком случае этот источник будет нести вспомогательный характер и применяться лишь в отсутствие нормы закона, не подрывая идею его верховенства. На наш взгляд полное, тотальное игнорирование разъяснений Пленумов Верховного Суда РФ по применению федерального законодательства приводит к постановлению ошибочных судебных решений. В этой связи представляется, что для эффективного использования института классического судебного прецедента в России не созданы необходимые условия. Однако не вызывает сомнения тот факт, что судебные решения, апробированные высшими судебными органами и официально опубликованные, оказывают существенное влияние на устойчивость правоприменительной практики. Поэтому уже нельзя обходить вниманием на уровне доктринальных

Научный журнал КубГАУ, №112(08), 2015 года

монографических исследований факт становления судебной практики и судебного прецедента в качестве современного источника гражданского права РФ.

Литература:

3. Лескова Ю.Г. Саморегулирование как правовой способ организации предпринимательских отношений: автореферат дис. … доктора юридических наук: 12.00.03 / Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации. Москва, 2013. — С. 8.

4. Диденко А.А. Современная система источников российского гражданского права // Политематический сетевой электронный научный журнал Кубанского государственного аграрного университета. — 2007. — № 30. — С. 209;

5. Ткаченко А.А. Основные тенденции развития современной системы источников гражданского права России // Политематический сетевой электронный научный журнал Кубанского государственного аграрного университета. — 2010. — № 62. — С. 195-203;

6. Диденко А.А. Система источников гражданского права российской федерации // автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук / Кубанский государственный аграрный университет. Краснодар, 2008.

9. О судебном решении: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2003 // Российская газета. — 2003. — №. 23;

11. Ткаченко А.А. Закон как источник гражданского права //

Власть Закона. — 2010. — № 2. — С. 120-133.

13. Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1998. — С. 96;

14. Мкртумян А. Ю. Судебная практика как источник гражданского права России // Гражданское право. — 2008. — №4. — С. 10-13.

16. Ткаченко А.А. Понятие и система принципов гражданского // Политематический сетевой электронный научный журнал Кубанского государственного аграрного университета. — 2012. — № 84. — С. 877-896.

Научный журнал КубГАУ, №112(08), 2015 года

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

3. Leskova YU.G. Samoregulirovanie kak pravovoj sposob organizacii

9. O sudebnom reshenii: Postanovlenie Plenuma Verhovnogo Suda RF ot 19 dekabrya 2003 // Rossijskaya gazeta. — 2003. — №. 23;

11. Tkachenko A.A. Zakon kak istochnik grazhdanskogo prava //

Vlast’ Zakona. — 2010. — № 2. — S. 120-133.

13. David R. Osnovnye pravovye sistemy sovremennosti. M., 1998. — S. 96;

14. Mkrtumyan A. YU. Sudebnaya praktika kak istochnik grazhdanskogo prava Rossii // Grazhdanskoe pravo. — 2008. — №4. — S. 10-13.

Правовые позиции высших судов и оценка доказательств в налоговых спорах: анализ развития судебной практики

Арбитражный процессуальный закон предписывает суду оценивать по своему внутреннему убеждению относимость, допустимость, достоверность каждого доказательства в отдельности, а также достаточность и взаимную связь доказательств в их совокупности, не придавая какому-либо из них заранее установленной силы (ст. 71 Арбитражного процессуального кодекса РФ). В литературе справедливо указывается, что полная всесторонняя оценка арбитражным судом существующих в деле доказательств имеет важнейшее значение для вынесения законного и обоснованного решения*(1).

В оценке доказательств выделяют правовую и логическую стороны. Правовой аспект состоит в законодательном установлении цели и принципов оценки, а также ее внешнего выражения в процессуальных документах, логический — в анализе качественных характеристик и установлении взаимосвязи доказательств, изучении их в совокупности*(2).

Как следует из ст. 71 АПК РФ, доказательства оцениваются не только по внутреннему убеждению, которое не всегда может быть одинаково твердым даже при достаточной уверенности в достоверности доказательств, но и исходя из характера взаимосвязи и взаимовлияния тех фактов объективной реальности, которые подтверждаются (прямо или косвенно) имеющимися у суда сведениями. С учетом этого на оценку доказательств значительное влияние оказывает фактор судебного усмотрения.

Таким образом, «главным и неизменным критерием»*(3) при оценке доказательств считается внутреннее убеждение судьи. При этом указанное убеждение не является произвольным и неконтролируемым*(4), пределы судебного усмотрения определяются нормами права*(5).

Однако действующие нормы права не всегда адекватны фактически складывающимся отношениям. Это особенно заметно, когда речь идет о нормах, регулирующих экономические отношения и предполагающих желание субъектов таких отношений минимизировать свои расходы, в том числе связанные с необходимостью платить налоги.

Порой формальное применение закона (с соответствующей оценкой доказательств исключительно на соответствие закону) перестает давать положительный результат с точки зрения правоприменителя (судов и налоговых органов). Подобная ситуация сложилась, в частности, в результате финансового кризиса 1998 г.: при формальном соблюдении норм, установленных налоговым законодательством, получались результаты, противоположные ожидавшимся законодателем. Очевидно, что в таких случаях возникает задача исправить фактическое положение дел.

Поэтому, опираясь на постановления и определения Конституционного Суда РФ, арбитражные суды стали постепенно расширять возможности судебного усмотрения за счет использования оценочных понятий (например, «добросовестность налогоплательщика»). Эти понятия не были прямо предусмотрены законодательством, но использовались в так называемых прецедентных решениях высших судов и позволяли выносить решения на основе неформального применения закона с выяснением экономической основы спорных правоотношений.

По мнению некоторых исследователей, оценочные понятия являются одним из средств, обеспечивающих поднормативность индивидуального регулирования, а нормы права с оценочными понятиями составляют его правовое основание*(6).

Однако здесь имеет смысл обратить внимание на то обстоятельство, что оценочные понятия, выработанные в складывающейся в настоящее время квазипрецедентной системе, не закрепляются законом, а формулируются правоприменительными органами через правовые позиции высших судов. Поэтому вовсе не очевидно, что такие оценочные понятия могут быть положены в основу индивидуального правового регулирования, а тем более могут приобрести черты нормативности, как если бы они были введены законодателем. Таким образом, появление и широкое применение оценочных понятий, не закрепленных законом, не придаст правоотношениям большей определенности, а, напротив, станет дополнительным фактором усиления их неопределенности.

Высший Арбитражный Суд РФ ранее предпринял попытку отказаться от широкого применения оценочных категорий, не установленных законом, ориентировав суды в первую очередь на оценку имеющихся в деле доказательств. На решение этой задачи было направлено постановление Пленума ВАС РФ от 12 октября 2006 г. N 53 «Об оценке арбитражными судами обоснованности получения налогоплательщиком налоговой выгоды»*(7) (далее — Постановление N 53), большая часть которого посвящена оценке доказательств при разрешении дел, вытекающих из налоговых правоотношений.

Последующее применение Постановления N 53 показало, что арбитражные суды стали еще активнее расширять пределы своего усмотрения при оценке доказательств, ориентируясь на правовые позиции ВАС РФ в той же мере, что и на законодательство*(8), и тем самым все больше отрываясь от последнего в оценке доказательств и в мотивировании своих решений.

Этому способствовало и дальнейшее усиление «нормативности» правовых позиций ВАС РФ после изменений, внесенных ВАС РФ в порядок пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам*(9). Данный порядок был подтвержден Конституционным Судом РФ*(10), а затем окончательно вошел в арбитражный процессуальный закон*(11), где в качестве нового возможного обстоятельства для пересмотра судебных актов названо «определение либо изменение в постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации или в постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации практики применения правовой нормы, если в соответствующем акте Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации содержится указание на возможность пересмотра вступивших в законную силу судебных актов в силу данного обстоятельства» (п. 5 ч. 3 ст. 311 АПК РФ)*(12).

Применение Постановления N 53 стало приобретать массовый характер*(13). Однако практика применения выработанных ВАС РФ подходов показывает, что суды легко достигают единообразия в применении закона, правовой позиции ВАС РФ или Конституционного Суда РФ, когда этот процесс можно формализовать, иными словами, когда есть возможность вынести решение на основе формальных оснований (например, ряда признаков контрагентов налогоплательщика или показаний должностных лиц контрагентов, отрицающих свою подпись на документах), не затрагивая сущности возникающих отношений, их реальности, целей налогоплательщика, наличия его вины.

Отправной точкой для такой формализации очень часто служит именно оценка доказательств. Законным образом реализуя свое право на усмотрение, суды выбирают из правовых позиций, сформированных вышестоящими судами, те, которые им наиболее удобны при разрешении конкретного дела, часто пренебрегая иными правовыми позициями, также имеющими значение для дела, даже если они содержатся в тексте того же решения вышестоящего суда (например, рассматриваемого Постановления N 53).

Следующим шагом после выбора определенной правовой позиции является реализация судейского усмотрения при оценке доказательств. При этом оценка доказательств остается в рамках правовой позиции или сформированного подхода к разрешению определенной категории дел, т.е. так называемой судебной доктрины.

Таким образом, суд использует усмотрение для того, чтобы отойти от формального применения закона, как и требуется согласно подходу вышестоящих инстанций, но в дальнейшем выбирает формальную оценку доказательств и формализованное применение самой правовой позиции. В налоговых спорах наиболее яркой иллюстрацией данного явления можно считать применение судебной доктрины должной осмотрительности, в рамках которой был абсолютизирован формальный подход к оценке обоснованности налоговой выгоды через оценку достоверности письменных доказательств*(14).

Начало широкого распространения доктрины должной осмотрительности можно связать с принятием Президиумом ВАС РФ постановления от 11 ноября 2008 г. N 9299/08*(15) (далее — Постановление N 9299/08), хотя изложенный в нем подход не был новым для судов. Президиум ВАС РФ, рассматривая в этом постановлении конкретное дело, открыл судам возможность отходить от требований норм АПК РФ о невозможности придания определенным доказательствам заранее установленной силы (ч. 5 ст. 71 АПК РФ).

При оценке доказательств в рамках применения судебной доктрины должной осмотрительности арбитражные суды часто отдают приоритет свидетельским показаниям лиц-учредителей или номинальных генеральных директоров компаний-контрагентов налогоплательщика, привлекаемого к ответственности, а также данным проверок о местонахождении лиц, проводимых органами внутренних дел.

Таких показаний, полученных налоговым органом или судом от лиц, отрицающих свою причастность к деятельности компаний, часто бывает достаточно для формулирования судом вывода о доказанности совершения налогового правонарушения. То есть судами реализуется принцип объективного вменения*(16). Аналогично при рассмотрении вопроса о добросовестности налогоплательщика доказательства, подтверждающие факт взаимозависимости налогоплательщика и фирмы-однодневки, перевешивают все иные и считаются достаточными для вынесения решения, даже если факт и характер влияния взаимозависимых лиц на существо и условия хозяйственных операций не исследовались.

Как уже отмечалось, доктрина должной осмотрительности стала наиболее ярким примером отхода от положений АПК РФ в оценке доказательств. Думается, что ВАС РФ, анализируя сложившуюся ситуацию, в определенный момент решил переориентировать суды с формального отношения к оценке доказательств на их всестороннюю оценку, параллельно восстановив применение судами усмотрения при оценке доказательств. Роль очередного «стабилизатора» судебной практики была отведена постановлению Президиума ВАС РФ от 20 апреля 2010 г. N 18162/09 по конкретному делу. Однако, как показывает анализ практики, столь же ощутимого результата, как принятие Постановления N 9299/08, это решение не дало.

Чтобы изучить влияние правовых позиций ВАС РФ на судебную практику и выяснить роль оценки доказательств, было проведено исследование применения правовой позиции, выраженной в Постановлении N 9299/08, с момента его принятия и до августа 2011 г.*(17) федеральными арбитражными судами различных округов.

На приведенном ниже рисунке и в таблице (рис. 1 и табл. 1) показано, что количество дел, рассмотренных с применением Постановления N 9299/08, в целом снизилось*(18) (по некоторым округам в два раза). При этом суды продолжают ссылаться на Постановление N 9299/08, и применение формального подхода к оценке доказательств в рамках доктрины должной осмотрительности происходит до сих пор. Более того, хотя количество дел, решение по которым было вынесено в пользу налогоплательщиков, увеличилось до 35%, подход кассационных инстанций существенно не изменился (кассационная инстанция в основном поддерживает решения нижестоящих судов).

Таблица 1. Применение Постановления N 9299/08 по округам

	ВВО	ВСО	ЗСО	МО	ПО	СЗО	СКО	УО	ЦО
2008			1
2009	2	1	2	19	23	11	12	6	6
2010	1		4	11	17	6	5	1	3
2011					8	1	11

Также сохранилась тенденция применения доктрины должной осмотрительности — на нее ссылаются суды в 63% изученных дел. Если в целом при применении правовой позиции, выраженной в Постановлении N 9299/08, в пользу налоговых органов решается 76% дел, то при ссылке на должную осмотрительность этот показатель повышается до 84%.

При этом необходимо отметить, что в арбитражной системе в целом по делам, связанным со взысканием с организаций и граждан обязательных платежей и санкций, в пользу налоговых органов в 2009-2010 гг. решалось около 65% дел, а по оспариванию ненормативных актов налоговых органов — около 36% дел*(19). Думается, что отличие статистики ВАС РФ от результатов, полученных на основе анализа дел, разрешенных с применением доктрины должной осмотрительности и правовых позиций, выраженных в Постановлении N 9299/08, обусловлено именно оценкой доказательств в данной категории дел.

При этом кассационной инстанцией часто вообще не рассматривается вопрос о каких-либо проблемах или ошибках нижестоящих судов при оценке доказательств. Так, только в 60% изученных дел имеются какие-либо ссылки на ошибки в оценке доказательств, а ст. 71 АПК РФ упоминается лишь в 46% дел. И это несмотря на то, что специально была отобрана категория дел, в которых именно оценка доказательств является ключевым вопросом.

В рассмотренных делах чаще всего на проблемы в оценке доказательств ссылаются налогоплательщики и судьи (соответственно 39 и 42% случаев), и только в 19% дел указанный вопрос поднимается налоговыми органами. Это свидетельствует о том, что сложившийся на основе правовых позиций ВАС РФ подход судов к оценке доказательств в целом устраивает как налоговые органы, так и суды кассационной инстанции. Такой вывод подтверждается данными о том, что налогоплательщики выигрывают лишь в 19% дел, в которых ставится вопрос об ошибках в оценке доказательств.

Предпринятое исследование практики федеральных арбитражных судов округов в части применения правовых позиций ВАС РФ по налоговым спорам позволяет сделать следующие выводы.

Суды в основном следуют указаниям вышестоящей инстанции, выраженным в правовых позициях Президиума ВАС РФ по конкретным делам, однако действительно прецедентного характера такие дела еще не имеют. В частности, изменение практики применения формального подхода к оценке доказательств (на основе более ранней правовой позиции ВАС РФ) показывает, что, хотя количество таких дел уменьшилось, федеральные арбитражные суды округов продолжали основывать (оставлять в силе) решения исходя из первоначальной правовой позиции.

Степень судейского усмотрения при применении той или иной правовой позиции ВАС РФ к оценке доказательств остается довольно высокой. Однако усмотрение суда после выбора модели оценки доказательств не выходит за рамки обозначенной правовой позиции ВАС РФ. Таким образом, можно предположить, что усмотрение реализуется только на первоначальном этапе — при выборе правовой позиции, а не при действительной оценке доказательств. В дальнейшем суд следует модели, предложенной ВАС РФ. Такое положение дел нельзя признать удовлетворительным, поскольку снижается значение оценки доказательств, а через нее — установления действительных обстоятельств дела и мотивирования выводов суда.

Вызванный применением правовых позиций высших судебных инстанций отход от буквальных требований законодательства, в том числе арбитражного процессуального закона, при оценке доказательств приводит, как это было показано на примере применения доктрины должной осмотрительности, к нехарактерному для налоговых споров результату рассмотрения дел. То есть, по сути, мы имеем дело с недостаточным качеством правосудия по определенным категориям дел, что, думается, осознается и ВАС РФ, у которого, однако, пока не хватает рычагов для изменения подходов практики, созданных ранее им самим.

Список литературы

1. Арбитражный процесс: Учебник / Под ред. M.K. Треушникова. М., 2011.

2. Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации / Под ред. А.А. Иванова. М., 2011.

3. Малешин Д.Я. Судебный прецедент в России: социокультурные особенности // Закон. 2010. N 11.

4. Опалев P.O. Оценочные понятия в арбитражном и гражданском процессуальном праве. М., 2008.

5. Рыжов К.Б. Границы реализации принципа свободной оценки доказательств в гражданском судопроизводстве (обзор судебной практики) // Арбитражное правосудие в России. 2009. N 6.

6. Фатхутдинов Р.С. Судебная доктрина должной осмотрительности в налоговых отношениях // Вестник ВАС РФ. 2011. N 6.

Д.Д. Толкачев,

аспирант кафедры гражданского процесса

юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

«Законодательство», N 4, апрель 2012 г.

————————————————————————-

*(1) См.: Арбитражный процесс: Учебник / Под ред. M.K. Треушникова. М., 2011. С. 233.

*(2) Там же. С. 224.

*(4) Там же.

*(6) См.: Опалев P.O. Оценочные понятия в арбитражном и гражданском процессуальном праве. М., 2008. С. 120.

*(7) Вестник ВАС РФ. 2006. N 12.

*(9) Постановление Пленума ВАС РФ от 14 февраля 2008 г. N 14 «О внесении дополнений в постановление Пленума ВАС РФ от 12.03.2007 N 17 «О применении Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при пересмотре вступивших в законную силу судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам» // Вестник ВАС РФ. 2008. N 3.

*(10) Постановление Конституционного Суда РФ от 21 января 2010 г. N 1-П «По делу о проверке конституционности положений части 4 статьи 170, пункта 1 статьи 311 и части 1 статьи 312 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами закрытого акционерного общества Производственное объединение «Берег», открытых акционерных обществ «Карболит», «Завод «Микропровод» и «Научно-производственное предприятие «Респиратор» // Российская газета. 2010. 10 февраля.

*(11) Федеральный закон от 23 декабря 2010 г. N 379-ФЗ «О внесении изменений в Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации».

*(12) О применении указанной нормы см.: постановление Пленума ВАС РФ от 30 июня 2011 г. N 52 «О применении положений Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при пересмотре судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам».

*(13) Так, из 152 постановлений федеральных арбитражных судов округов, проанализированных для целей настоящей статьи, 133 (87,5%) ссылаются на Постановление N 53.

*(15) Именно это постановление было взято нами для практического исследования.

*(16) См.: Фатхутдинов Р.С. Указ. соч. С. 28.

*(17) Было проанализировано 152 постановления федеральных арбитражных судов округов за период с ноября 2008 г. по август 2011 г. включительно, в которых имелась ссылка на Постановление N 9299/08.

*(18) Пунктирная линия на рис. 1 показывает изменение общего количества дел, рассмотренных судами в рамках дел из налоговых правоотношений в 2010 г., по отношению к 2009 (по данным статистики ВАС РФ). Как видим, количество дел, связанных с применением Постановления N 9299/08, снизилось в большей степени, чем в целом уменьшилось количество налоговых споров.

Заключение диссертации по теме «Теория и история права и государства; история учений о праве и государстве», Теребков, Алексей Владимирович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассмотрение вопросов темы исследования показывает сложность (многоаспектность, многозначность) и проблемность разъяснений федеральных законов и иных правовых актов в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ в рамках правового регулирования в целом. Это означает признание необходимости комплексного теоретического осмысления данного правового феномена в его прикладном выражении.

Разъяснения посредством конкретизации федеральных законов в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ являются определенным целенаправленным функциональным процессом. И в этом качестве они должны иметь определенные объекты и предмет своего воздействия и осуществления. При этом для краткости данные разъяснения посредством конкретизации как способа разъяснений и преодоления неопределенности можно именовать высшей судебно-правовой конкретизацией, учитывая и то, что они даются высшим судебным органом.

Объектами высшей судебно-правовой конкретизации выступают не просто федеральные законы как формы внешнего выражения содержащихся в них норм и предписаний, а именно эти нормы и предписания как содержание данных законов и обнаруживаемые судебной практикой пробелы, неясности, противоречия в содержании этих федеральных законов. Нормы и предписания федеральных законов только тогда выступают непорседственными объектами высшей судебно-правовой конкретизации, когда они обнаруживают в ходе судебной практики свою правоприменительную неопределенность, т.е. вызывают в ней затруднения и различного рода дефекты. А эта правоприменительная неопределенность выражается в проявляемых судебной практикой многозначном абстрактно-общем характере норм и предписаний федеральных законов и иных нормативных правовых актов, содержательно-смысловой неясности, нечеткости этих норм и предписаний, в особенности в отношении содержащихся в них оценочных понятий и суждений, наличии регулятивно-содержательных пробелов в федеральных законах, противоречивости их содержания. Поэтому, строго говоря, общим собственным объектом высшей судебно-правовой конкретизации выступает правоприменительная неопределенность содержания федеральных законов, которая выражается в вышеуказанных конкретизированно-видовых (детализированных) объектах — многозначных абстрактно-общих нормативных положениях, пробелах, оценочных понятиях, неясности и противоречиях в системном содержании федеральных законов, иных нормативных правовых актов.

Помимо объектов у высшей судебно-правовой конкретизации выявляется и ее предмет — вопросы судебной практики, связанные с ее объектами и актуализирующие их в прикладном значении. Ввиду правовой неопределенности понятия «вопросы судебной практики» необходимо для ее устранения, во-первых, их законодательное закрепление в компетенции именно Пленума Верховного Суда РФ, подлежащей отражению в разрабатываемом ФКЗ «О Верховном Суде Российской Федерации». А во-вторых, необходима здесь же их правотворческая конкретизация в виде основного раскрытия этого понятия через указание на задачи судопроизводства, подведомственность и подсудность дел судам общей юрисдикции в области применения материального законодательства (гражданского, трудового, семейного, уголовного, налогового, земельного, административного, избирательного и иного подобного), регулирующего отношения с участием граждан и некоммерческих организаций, а также процессуального законодательства (гражданско-процессуального, уголовно-процессуального и административно-процессуального). Такое законодательное закрепление может быть дано в названном ФКЗ, например, в виде конкретизированной компетенционной формулы: «Пленум дает нормативные разъяснения по вопросам судебной практики судов общей юрисдикции, соответствующим подведомственности и подсудности им дел, задачам их судопроизводства и связанным с применением относящихся к этим делам норм материального и процессуального права, правосудным поведением судей судов общей юрисдикции. При этом Пленум осуществляет систематическую проверку соблюдения судами общей юрисдикции принятых им постановлений с разъяснениями вопросов судебной практики».

Вместе с тем, представляется необходимым компетенционное разграничение разъяснений, даваемых Пленумом и Президиумом Верховного Суда РФ, который также практикует дачу разъяснений судам путем утверждения обзоров судебной практики по определенным правоприменительным вопросам этой практики. Думается, что для Президиума Верховного Суда РФ как высшей надзорной правоприменительной судебной инстанции в системе судов общей юрисдикции общеразъяснительная деятельность не должна быть свойственна, поскольку он должен заниматься в этой системе только собственно индивидуально-правоприменительной надзорной деятельностью.

Объекты и предмет высшей судебно-правовой конкретизации во многом определяют ее смысловое значение и назначение, видовое выражение и ее природу, а в конечном счете и ее качество, критерии последнего.

В своем кратком функционально-понятийном значении высшая судебно-правовая конкретизация может быть определена как основанный на правилах логики и обобщении, потребностях и прогнозе судебной практики централизованный способ нормативно-направляющего, унифицирующего преодоления Пленумом Верховного Суда РФ возникающих в ней неясностей, дефектов и отклонений от приниципов права и в первую очередь — принципа законности. С помощью этого способа во многом обеспечивается осуществление конституционных принципов равенства лиц перед законом и судом, верховенства закона в целях защиты прав, свобод и законных интересов граждан и их объединений.

Высшую судебно-правовую конкретизацию норм и предписаний федеральных законов, иных нормативных правовых актов, исходя из ее фактического содержания и назначения, следует рассматривать и с философской точки зрения как форму (способ) преодоления Пленумом ВС РФ правотворческой неопределенности в правовом регулировании общественных отношений путем логического придания регулятивно-неопределенному содержанию федеральных законов, иных нормативных правовых актов в их системе правоприменительной системной определенности в осуществлении на его основе правосудия. При таком подходе данная конкретизация является более широким понятием, чем применяемое в теории права ограниченное понятие «конкретизация правовых норм», под которым понимается правоприменительное осуществление только логической операции ограничения понятия с редким добавлением логической операции определения понятия. Такой ограниченный подход сужает действительное практическое содержание конкретизации федеральных законов и иных нормативных правовых актов, оставляя вне теоретической оценки и определенности другие ее проявления, например, преодоление пробела или противоречия в законе, детализацию оценочных понятий, которые тоже выражают придание им правоприменительной определенности, т.е. реального практически-регулятивного значения.

В связи с этим следует признать, что реальное содержание высшей судебно-правовой конкретизации включает в себя целую совокупность логических операций с присущими им логическими правилами, посредством которых в их сочетании (взаимодействии) или по отдельности осуществляется данная конкретизация как придание правоприменительной определенности нормам и предписаниям федеральных законов, и иных нормативных правовых актов, имеющим для индивидуального судебно-правового регулирования ре1улятивную неопределенность. Из этого следует, что высшая судебно-правовая конкретизация норм и предписаний федеральных законов имеет прежде всего логическую природу, а значит и логическую нормативность, выражающуюся в ее соответствии выработанным в логике логическим правилам и определяющую ее логическое качество.

Ввиду сказанного представляется правильным отнесение детализации правовых понятий и суждений (прежде всего оценочных), основанной на логических операциях деления понятия и сравнения (аналогии), к конкретизации правовых норм и предписаний в качестве ее разновидности, а не считать детализацию самостоятельным и однопорядковым с конкретизацией понятием.

Подтверждением этого суждения может быть пример с правоприменительной конкретизацией «приобретения жилого дома в собственность гражданина-налогоплательщика» как основания для получения им права на имущественный налоговый вычет из его годового налогооблагаемого дохода в связи с приобретением в собственность «недостроенного жилого дома». На основе логической операции деления общего (родового) понятия «жилой дом» на два дихотомических видовых понятия «достроенный жилой дом» и «недостроенный жилой дом» выясняется, что и недостроенный жилой дом относится к общему объекту — основанию получения налоговой льготы под названием «жилой дом». Таким образом, детализация этого общего понятия «жилой дом» выразила его конкретизацию как преодоление правоприменительной неопределенности в вопросе о признании наличия у гражданина-налогоплательщика права на получение данной налоговой льготы при приобретении им в собственность «недостроенного жилого дома». При этом «недостроенный жилой дом» по правилам грамматического толкования признается синонимом (т.е. равнозначным понятием) «незавершенного строительством жилого дома» и «не оконченного строительством жилого дома», которые упоминаются в статье 220 Налогового кодекса РФ, предусматривающей названную налоговую льготу. Здесь конкретизация выражается и в толковании нормы закона.

Высшая судебно-правовая конкретизация норм и предписаний федеральных законов по своей логической природе есть познавательно-мыслительное, логическое движение от «общего к особенному», а не от «общего к частному» или от «особенного к частному», что свойственно именно правоприменению, в т.ч. судебному. Но логическое движение в правовом регулировании от «общего (закона) к особенному», а не к «частному, единичному» с точки зрения его правовой природы является подзаконным правотворчеством. В связи с этим логически надо признать, что высшая судебно-правовая конкретизация является в первую очередь подзаконным явлением, которое при этом должно оставаться в рамках закона (в пределах смыслового объема его понятий и суждений) с точки зрения разделения властей и соблюдения принципа законности, но не дополнять или изменять нормы закона положениями, которые равнозначны по своей юридической силе этим нормам. С этой точки зрения является достаточно неправильным высказанное в литературе мнение, что «нет и не будет абсолютной грани между конкретизацией действующего законодательства и выработкой в дополнение к нему новых норм».65 В этом мнении нет учета видового деления правотворчества на законотворчество и подзаконное правотворчество, которое отмечается в правовом регулировании и теории права.

В правотворчестве и правоприменении конкретизация как способ разъяснения федеральных законов в правовом регулировании в целом, по мнению диссертанта, осуществляется в трех формах (или видах): 1) в

65 См : Качановский Ю Jus et justitia: Право и правопонимание // Право и политика, 2003, №12, с.113

152 форме подзаконной правотворческой конкретизации (осуществляемой, например, исполнительными органами власти), 2) в форме подзаконной нормативной разъясняющей конкретизации и 3) в форме правоприменительной (индивидуализирующей) конкретизации. Конкретизирующие разъяснения Пленума Верховного Суда РФ относятся, по мнению соискателя, ко второй форме, т.е. к подзаконной нормативной разъясняющей конкретизации, в которой и выражается их юридическая природа. По иному данные разъяснения в плане их юридической природы являются разновидностью официального легального нормативного толкования-разъяснения применяемых судами федеральных законов и иных нормативных правовых актов.

Конкретизация норм права в правовом регулировании и ее разновидность — высшая судебно-правовая конкретизация в изложенном ее понятийном значении не тождественна толкованию норм права, хотя и необходимо связана с ним, основана на нем. В первую очередь конкретизация отличается от толкования тем, что она осуществляет то или иное видоизменение конкретизируемой правовой нормы (нормы закона), т.е. коррелятивно изменяет ее объем и содержание, тогда как толкование всегда должно оставаться в пределах установленного законодателем или иным правотворцем смысла и объема толкуемой нормы. Однако без толкования конкретизация правомерно невозможна. Поэтому в исследовании утверждается, что толкование является необходимой предпосылкой и условием конкретизации, т.е. ее логико-смысловым основанием. В связи с этим и осуществление высшей судебно-правовой конкретизации федеральных законов, реализуемой в рамках компетенционного конституционного правомочия Верховного Суда РФ «давать разъяснения по вопросам судебной практики», приводит к выводу, что данные разъяснения по вопросам судебной практики не является выражением только толкования как теоретически тоже «разъяснения». Высшая судебно-правовая конкретизация, осуществляемая в порядке разъяснения, указывает на его особое, более широкое по смыслу функциональное и содержательное значение, чем его имеет собственно толкование норм законов.

Вместе с тем, юридическая природа высшей судебно-правовой конкретизации как подзаконного явления имеет и свою особенность, выраженную в нормативной значимости ее результатов — специально вырабатываемых и постановляемых Пленумом правоположений.6б Они имеют прежде всего прямую юридическую нормативность для судов общей юрисдикции и опосредованную (через суды) юридическую нормативность для участников (прямых и потенциальных) разрешаемых этими судами дел — спорных правоотношений.

Особенность высшей судебно-правовой конкретизации норм и предписаний федеральных законов (по сравнению с другими видами подзаконной конкретизации) определяется и ее целями, указывающими на функциональный характер этой конкретизации, связанный с ее компетенционным основанием — названным конституционным правомочием Верховного Суда РФ.

Исходя из данного компетенционного правомочия Верховного Суда РФ, осуществляемого в первую очередь его Пленумом, и значения его высшей судебно-правовой конкретизации норм и предписаний федеральных законов для судебной практики и правового регулирования в целом, можно выделить в первую очередь ее специальные (общие функциональные) цели и связанные с ними некоторые общие цели правового регулирования. В достижении специальных целей высшей судебно-правовой конкретизации (преодоления правоприменительной неопределенности содержания федеральных законов — затруднений и дефектов в судебной практике их применения, обеспечения единообразия

66 В этом плане данные правоположения определены как «объективированные в судебных актах организационно-вспомогательные правила, аккумулирующие опыт судебной деятельности по разрешению конкретной категории дел и предназначенные для целей обеспечения правильного и единообразного применения судами действующего законодательства» — см : Соловьев В Ю Судебная практика в российской правовой системе Автореферат дисс . канд юрид наук М , 2003, с 11

154 в их применении, обеспечения правильности понимания и применения судами этих законов), а также и связанных с ними некоторых общих целей правового регулирования (утверждение и правореализационное осуществление системности федеральных законов, иных нормативных правовых актов, обеспечение приоритетной реализации правовых принципов и др.) выражается функциональная особенность высшей судебно-правовой конкретизации и ее праворегулятивная значимость.

В связи с отмеченными целями высшей судебно-правовой конкретизации определяются и обусловленные этими целями функции:-преодоление неясностей и дефектов в судебной практике, унификация судебной практики, системосогласующая (системообеспечивающая), преодолевающая (пробелы в законах) и другие функции. Это указывает на наличие у данной конкретизации определенной функциональной природы, субъектным выразителем которой является Пленум Верховного Суда РФ.

Цели и функции высшей судебно-правовой конкретизации обусловливают ее возможное деление на виды. Сообразно им можно выделить такие ее виды, как дефинитивная, таксономическая (аналитическая), преодолевающая, системосогласующая системообеспечивающая) конкретизация федеральных законов и иных нормативных правовых актов Пленумом Верховного Суда РФ. Содержанием данных функций является применение определенных логических средств — логических операций и свойственных им логических правил.

Сообразно данным видам высшей судебно-правовой конкретизации с применяемыми в них логическими средствами выделяются виды правоположений, являющихся объективированным результатом и формой выражения разъяснений Пленума Верховного Суда РФ. Эти правоположения признаются в исследовании нормативными позициями Пленума в отношении разъясняемых им вопросов судебной практики, логически выводимыми из смысла и содержания толкуемых федеральных законов, иных нормативных правовых актов. Сообразно применяемым логическим средствам и своему непосредственному содержанию правоположения Пленума Верховного Суда РФ подразделяются на дефинитивные, таксономические (аналитические), преодолевающие и системосогласующие. В этих видах правоположений отражается их основное функциональное значение, связанное с собственными объектами высшей судебно-правовой конкретизации.

Названные функции и виды высшей судебно-правовой конкретизации, ее правоположений проявляются в отношении собственных детализированных объектов этой конкретизации -многозначной абстрактности, пробелов, неясности, противоречивости и оценочных понятий в законах — на основе обобщения определенно выявляющей эти объекты судебной практики, а также и в желательном порядке их прогностического выявления.

Осуществление высшей судебно-правовой конкретизации данных объектов основывается на учете и соблюдении определенных логических правил определения, ограничения, деления понятий, сравнения и анализа, системных связей норм законов, а в целом — требований законности. Они выступают конкретизированными критериями качества высшей судебно-правовой конкретизации.

Наличие логической и юридической природы высшей судебно-правовой конкретизации, основанной на соблюдении требований логических правил и системы законодательства, обусловливает и наличие определенного качества объективируемых в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ правоположений. Составляющими этого качества и одновременно его общими критерями являются логическая и юридическая правильность, а также эффективность правоположений высшей судебно-правовой конкретизации в системе судов общей юрисдикции.

Логическая и юридическая правильность, эффективность правоположений высшей судебно-правовой конкретизации являются взаимозависимыми и в известной мере определяющими друг друга. В этом проявляется определенная закономерность высшей судебно-правовой конкретизации и формирования качества ее правоположений.

В связи с этим полагается необходимой логическая экспертиза вырабатываемых правоположений в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ, которая должна сопровождаться и юридической экспертизой содержания этих правоположений с точки зрения их правовой системности и законности, в т.ч. и конституционности.

Эффективность данных правоположений должна быть признана необходимым общим критерием их качества. Судя по недостаточно высокой роли правоположений в судебной практике — индивидуальном судебно-правовом регулировании спорных общественных отношений, ее необходимо повышать. Одним из путей этого повышения должно быть оперативное расширение охвата высшей судебно-правовой конкретизацией всех возможных ее объектов в их правоотраслевом выражении и более строгое соблюдение правил логических операций в ее осуществлении.

Другим путем повышения эффективности правоположений высшей судебно-правовой конкретизации норм и предписаний федеральных законов как степени достижения ее целей может быть систематическая проверка Пленумом исполнения (направляющего учета) судами общей юрисдикции в их практике правоприменения постановленных им правоположений, т.е. проще — принятых им предметно-тематических постановлений. В этом плане представляется целесообразным введение мониторинга в отношении этих постановлений и выраженных в них правоположений (наблюдения за их действием) со стороны Верховного Суда РФ с осуществлением мер реагирования по результатам этого мониторинга. К числу этих мер можно отнести и безотлагательное внесение изменений и дополнений в уже принятые правоположения, но обнаружившие в практике их учета судами общей юрисдикции регулятивные недостатки своего содержания, в т.ч. и собственные правоотраслевые пробелы, неясности в предметной высшей судебно-правовой конкретизации ими норм и предписаний федеральных законов. К этим мерам подталкивают актуальные цели данной конкретизации и выявляющееся управленческое значение ее правоположений для правосудного функционирования системы судов общей юрисдикции.

Наглядным показателем качества и эффективности правоположений высшей судебно-правовой конкретизации является их некоторое восприятие законодателем, т.е. их дополняющее или изменяющее включение в той или иной мере в содержание федеральных законов, что уже имеет проявление в российском законотворчестве.

В связи с этим можно заметить, что высшая судебно-правовая конкретизация норм и предписаний федеральных законов вполне способна быть фактологическим основанием осуществления Верховным Судом РФ своего права законодательной инициативы в рамках роли суда в системе органов государственной власти, разделения властей и в интересах достижения общих целей российского правового регулирования.

В итоге резюмирующего изложения основных аспектов рассмотрения темы исследования можно заметить, что исследование раскрывало именно основные, узловые вопросы данной темы, преследуя цель показать ее теоретико-системное своеобразие (феноменальность) и практическую значимость. Это значит, что не все возможные конкретизирующие эту тему вопросы были определены и раскрыты полностью. Однако заданные направления исследования позволяют сделать это в будущем.

Закрыть

Классификация информационной продукции

Глава 2. Классификация информационной продукции

Статья 6. Осуществление классификации информационной продукции

Информация об изменениях:

Федеральным законом от 28 июля 2012 г. N 139-ФЗ в часть 1 статьи 6 настоящего Федерального закона внесены изменения

См. текст части в предыдущей редакции

1. Классификация информационной продукции осуществляется ее производителями и (или) распространителями самостоятельно (в том числе с участием эксперта, экспертов и (или) экспертных организаций, отвечающих требованиям статьи 17 настоящего Федерального закона) до начала ее оборота на территории Российской Федерации.

2. При проведении исследований в целях классификации информационной продукции оценке подлежат:

1) ее тематика, жанр, содержание и художественное оформление;

2) особенности восприятия содержащейся в ней информации детьми определенной возрастной категории;

3) вероятность причинения содержащейся в ней информацией вреда здоровью и (или) развитию детей.

Федеральным законом от 28 июля 2012 г. N 139-ФЗ в часть 3 статьи 6 настоящего Федерального закона внесены изменения

См. текст части в предыдущей редакции

3. Классификация информационной продукции осуществляется в соответствии с требованиями настоящего Федерального закона по следующим категориям информационной продукции:

1) информационная продукция для детей, не достигших возраста шести лет;

2) информационная продукция для детей, достигших возраста шести лет;

3) информационная продукция для детей, достигших возраста двенадцати лет;

4) информационная продукция для детей, достигших возраста шестнадцати лет;

5) информационная продукция, запрещенная для детей (информационная продукция, содержащая информацию, предусмотренную частью 2 статьи 5 настоящего Федерального закона).

ГАРАНТ:

Об определениии возрастного ценза основной телевизионной передачи с учетом содержания сообщений «бегущей строки» см.информацию Роскомнадзора от 22 января 2013 г.

Федеральным законом от 2 июля 2013 г. N 185-ФЗ часть 4 статьи 6 настоящего Федерального закона изложена в новой редакции, вступающей в силу c 1 сентября 2013 г.

См. текст части в предыдущей редакции

4. Классификация информационной продукции, предназначенной и (или) используемой для обучения и воспитания детей в организациях, осуществляющих образовательную деятельность по реализации основных общеобразовательных программ, образовательных программ среднего профессионального образования, дополнительных общеобразовательных программ, осуществляется в соответствии с настоящим Федеральным законом и законодательством об образовании.

Федеральным законом от 28 июля 2012 г. N 139-ФЗ в часть 5 статьи 6 настоящего Федерального закона внесены изменения

См. текст части в предыдущей редакции

5. Классификация фильмов осуществляется в соответствии с требованиями настоящего Федерального закона и законодательства Российской Федерации о государственной поддержке кинематографии.

Федеральным законом от 28 июля 2012 г. N 139-ФЗ в часть 6 статьи 6 настоящего Федерального закона внесены изменения

См. текст части в предыдущей редакции

6. Сведения, полученные в результате классификации информационной продукции, указываются ее производителем или распространителем в сопроводительных документах на информационную продукцию и являются основанием для размещения на ней знака информационной продукции и для ее оборота на территории Российской Федерации.

Статья 7. Информационная продукция для детей, не достигших возраста шести лет

К информационной продукции для детей, не достигших возраста шести лет, может быть отнесена информационная продукция, содержащая информацию, не причиняющую вреда здоровью и (или) развитию детей (в том числе информационная продукция, содержащая оправданные ее жанром и (или) сюжетом эпизодические ненатуралистические изображение или описание физического и (или) психического насилия (за исключением сексуального насилия) при условии торжества добра над злом и выражения сострадания к жертве насилия и (или) осуждения насилия).

Статья 8. Информационная продукция для детей, достигших возраста шести лет

К допускаемой к обороту информационной продукции для детей, достигших возраста шести лет, может быть отнесена информационная продукция, предусмотренная статьей 7 настоящего Федерального закона, а также информационная продукция, содержащая оправданные ее жанром и (или) сюжетом:

1) кратковременные и ненатуралистические изображение или описание заболеваний человека (за исключением тяжелых заболеваний) и (или) их последствий в форме, не унижающей человеческого достоинства;

2) ненатуралистические изображение или описание несчастного случая, аварии, катастрофы либо ненасильственной смерти без демонстрации их последствий, которые могут вызывать у детей страх, ужас или панику;

3) не побуждающие к совершению антиобщественных действий и (или) преступлений эпизодические изображение или описание этих действий и (или) преступлений при условии, что не обосновывается и не оправдывается их допустимость и выражается отрицательное, осуждающее отношение к лицам, их совершающим.

Статья 9. Информационная продукция для детей, достигших возраста двенадцати лет

К допускаемой к обороту информационной продукции для детей, достигших возраста двенадцати лет, может быть отнесена информационная продукция, предусмотренная статьей 8 настоящего Федерального закона, а также информационная продукция, содержащая оправданные ее жанром и (или) сюжетом:

1) эпизодические изображение или описание жестокости и (или) насилия (за исключением сексуального насилия) без натуралистического показа процесса лишения жизни или нанесения увечий при условии, что выражается сострадание к жертве и (или) отрицательное, осуждающее отношение к жестокости, насилию (за исключением насилия, применяемого в случаях защиты прав граждан и охраняемых законом интересов общества или государства);

2) изображение или описание, не побуждающие к совершению антиобщественных действий (в том числе к потреблению алкогольной и спиртосодержащей продукции, пива и напитков, изготавливаемых на его основе, участию в азартных играх, занятию бродяжничеством или попрошайничеством), эпизодическое упоминание (без демонстрации) наркотических средств, психотропных и (или) одурманивающих веществ, табачных изделий при условии, что не обосновывается и не оправдывается допустимость антиобщественных действий, выражается отрицательное, осуждающее отношение к ним и содержится указание на опасность потребления указанных продукции, средств, веществ, изделий;

3) не эксплуатирующие интереса к сексу и не носящие возбуждающего или оскорбительного характера эпизодические ненатуралистические изображение или описание половых отношений между мужчиной и женщиной, за исключением изображения или описания действий сексуального характера.

Статья 10. Информационная продукция для детей, достигших возраста шестнадцати лет

К допускаемой к обороту информационной продукции для детей, достигших возраста шестнадцати лет, может быть отнесена информационная продукция, предусмотренная статьей 9 настоящего Федерального закона, а также информационная продукция, содержащая оправданные ее жанром и (или) сюжетом:

1) изображение или описание несчастного случая, аварии, катастрофы, заболевания, смерти без натуралистического показа их последствий, которые могут вызывать у детей страх, ужас или панику;

2) изображение или описание жестокости и (или) насилия (за исключением сексуального насилия) без натуралистического показа процесса лишения жизни или нанесения увечий при условии, что выражается сострадание к жертве и (или) отрицательное, осуждающее отношение к жестокости, насилию (за исключением насилия, применяемого в случаях защиты прав граждан и охраняемых законом интересов общества или государства);

3) информация о наркотических средствах или о психотропных и (или) об одурманивающих веществах (без их демонстрации), об опасных последствиях их потребления с демонстрацией таких случаев при условии, что выражается отрицательное или осуждающее отношение к потреблению таких средств или веществ и содержится указание на опасность их потребления;

4) отдельные бранные слова и (или) выражения, не относящиеся к нецензурной брани;

5) не эксплуатирующие интереса к сексу и не носящие оскорбительного характера изображение или описание половых отношений между мужчиной и женщиной, за исключением изображения или описания действий сексуального характера.